Здравствуйте, дорогие читатели!
Сегодня мы расскажем вам, о писатели Александре Серафимовиче подарившего имя не только нашей библиотеке, но и городским улицам и даже населенным пунктам. К сожалению, наши современники стали забывать такое значимое в литературе и истории нашего края имя, как Александр Серафимович Серафимович.
Есть на земле одно место, куда я стремлюсь беспрестанно, куда меня тянет, словно магнитом, с новой силой всякий раз, едва я расстаюсь с ним. Это отчий край, край моего детства – казачий Дон. Поедешь ли, пойдёшь ли куда – всюду видишь его частичку. И попадётся тебе вдруг знакомый с детства цветок-бессмертник… и нежданно-негаданно обдаст тебя духом родного дома.
(А.С. Серафимович)
Александр Серафимович Серафимович
Александр Серафимович Серафимович (1863 – 1949 гг.) – русский советский писатель, публицист, журналист, лауреат Государственной премии, кавалер ордена Ленина и двух орденов Красного Знамени.
В моих жилах, несомненно, течет скифская кровь, иначе, отчего же я так тоскую по милым степям.
(А.С. Серафимович)
Вы, должно быть, слышали о Серафимовиче и его самом известном революционном романе «Железный поток»?
Русский советский писатель, чьим именем названа в Ростове бывшая Книжная улица, известен широкому читателю прежде всего по своей главной повести — «Железный поток». Многочисленные рассказы, очерки, фельетоны и даже знаменитый «Город в степи» — роман «в бальзаковском духе» — остались по преимуществу достоянием историков литературы.
Донской казак с фамилией Серафимович — это вовсе не нонсенс, а добровольно избранный литературный псевдоним, выросший из природного отчества. Александр Серафимович Попов — так на самом деле звали писателя с героической дореволюционной и образцовой советской биографией. Для детей эпохи, проникнутой антирелигиозным пафосом, «Попов» звучал слишком по-церковному, чересчур смиренно.
Но прежде чем Попов стал Серафимовичем, надо было прожить целых 26 лет и переместиться с благословенного Юга в суровые архангельские края. Начиналось же все в станице Нижне-Курмоярской Области Войска Донского, где 19 января 1863 года в семье есаула и военного казначея Серафима Попова родился сын Саша.
Станица Нижне-Курмоярская Области Войска Донского
Следуя за находящимся на государевой службе отцом, семейство 10 лет провело в Польше,
а после вернулось на Дон и осело в станице Усть-Медведицкой. Среди сверстников маленький Саша выглядел увальнем и слыл страстным книгочеем. Уже в пятом классе гимназии он запоем читал Пушкина, Лермонтова, Тургенева и с особым чувством — Льва Толстого.
Кроме книжных впечатлений, были и другие. Будучи уже известным писателем, Серафимович напишет о них в предисловии к сборнику своих фронтовых корреспонденций времен Первой мировой «В дыму орудий»:
Я получил в семье двойственное воспитание. На белой половине меня учили «благородным манерам» и «хорошему тону». Заботливая нянька пичкала меня всякой вкусной снедью. На черной же половине я узнавал от денщиков и горничных многое такое, что знать мне возбранялось. Тут я узнавал, в каких тяжелых условиях и в каком порабощении живут трудящиеся. Многое из тогдашних впечатлений на кухне оставило след на всю жизнь.
Неожиданная смерть отца вынудила мальчика рано заняться репетиторством, чтобы хоть немного помочь овдовевшей матери бороться с нуждой. В это же время круг чтения юного Александра расширился за счет модных среди передовой молодежи «демократов» — Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева. В поры его умственной жизни стал проникать нигилизм.
Не удивительно, что, когда в 1883 году Александр Попов поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, его внелекционные симпатии оказались прикованы к политике самого экстремального разлива. Властителем дум стал создатель «Террористической фракции» партии «Народная воля», студент-естественник и тезка Александр Ульянов. После неудавшегося покушения на императора Александра III старший брат будущего вождя пролетарской революции вместе с четырьмя товарищами были приговорены к смертной казни.
«Сделав свой выстрел», террористы в мае 1887 года были повешены в Шлиссельбургской крепости. Не согласный же с таким исходом студент-физик Александр Попов написал прокламацию,
в которой пытался объяснить единомышленникам причину провала и звал не складывать оружие. Гуманная царская власть обошлась тем, что отправила его на пять лет отбывать административную ссылку в Мезень Архангельской губернии — с «незаконченным высшим».
В 1890-м году Департамент полиции составил краткую характеристику ссыльного Александра Серафимовича Попова, пользуясь собственными нехитрыми «художественными средствами»:
«Сын умершего есаула, вероисповедания православного… Холост, знает столярное и слесарное ремесло. Роста 2 аршина 6 вершков, телосложения среднего, волосы на голове, усах и бороде темно-русые, лоб высокий, глаза темно-карие, нос широкий, подбородок круглый, лицо чистое. Особые приметы: бородавка над правой скуловой костью».
Литературные сюжеты рождались из окружающей действительности. Суровая северная природа и смертельно опасный труд поморов вдохновили музу ссыльного на первые звуки. В 1889 году дебютный рассказ «На льдине», подписанный именем новорожденного писателя Серафимовича, был опубликован в «Русских ведомостях» и приветственно встречен мэтрами — Владимиром Короленко и Глебом Успенским.
Нехитрая история о том, как бедного рыбака уносит в открытое море на отколовшейся ледяной глыбе, потому что он предпочитает умереть, но не бросить кровью и потом добытый улов, была передана без всяких сантиментов, с холодящей душу скупостью и пронзительностью красок. Затем последовали столь же лаконичные «Снежная пустыня» и «На плотах». Серафимович застолбил свою главную дореволюционную тему — отчаянное положение трудового человека в тисках безжалостного социального механизма.
По причине слабого здоровья срок архангельской ссылки Серафимовичу скостили и уже в 90-м отправили на родину — под гласный надзор полиции. Архангельские наблюдатели строчили письма донским «коллегам», снабжая их ценными рекомендациями:
«Согласно постановлению особого совещания 11 января 1890 г. Александру Серафимову Попову разрешено было переехать на родину в Область Войска Донского с оставлением его под надзором полиции по 11 июня 1892 г. Вследствие сего 26 июня 1890 г. он прибыл из Пинеги в ст. Усть-Медведицкую.
Имеет мать, вдову есаула, Раису Александровну, проживающую в станице и владеющую там домом. Обыскать, арестовать и препроводить в распоряжение начальника Донского областного жандармского управления, уведомив о сем Департамент полиции».
Оказавшись на свободе, Серафимович осмотрелся и… принялся за старое. Литература и революция превратились в основное содержание его жизни. В родной станице он сближается с социал-демократами Знаменскими и, как бывалый «каторжанин», занимается пропагандой марксизма среди зеленой молодежи. Местом сходок выбрана местная мельница.
В 1890-х Александр Серафимович тренирует свое перо, занимаясь журналистской поденщиной в новочеркасской газете «Донская речь» и в либеральном «Приазовском крае». Темы его корреспонденций и фельетонов вызывающе злободневны, заголовки — почти агрессивны: «О том, как в мутной воде рыбу ловить», «Гангрена», «Сумерки», «О чем думают ростовские обыватели, когда им не спится».
Рассказы, созданные в это же время — «Под землей», «Стрелочник» и «Маленький шахтер», — тематически близки к газетным опусам. Мрак и безнадежность существования человека труда, на котором мир держится, — вот определяющая тональность всех вещей, выходящих из-под пера литератора. Однако Серафимович окончательно и бесповоротно замечен ценителями российской словесности — он даже попадает в Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона, самую крупную, престижную и универсальную дореволюционную энциклопедию.
За один из таких рассказов, а именно — «Каплю», опубликованную в 1898 году в «Донской речи» с подзаголовком «Сказочка для детей», издание было прикрыто, а сам автор лишился работы. И поделом: он ни много ни мало, как призывал разрушить старый мир. Однако Серафимовичу, недавно женившемуся на коренной донской казачке, выпускнице женской гимназии, полиглотке и обладательнице прекрасного голоса Ксении Петровой, оказалось совершенно не ко времени лишаться статуса кормильца и главы семейства.
В лихую пору безработному очень пригодились симпатии Короленко. Съездив на пару дней в Петербург, Александр Серафимович заручился обещанием патриарха русской литературы издать сборник рассказов «донского самородка» с прочувствованным предисловием. Обещание, оговоримся сразу, было исполнено: книга вышла в 1901 году. А несколько рассказов увидели свет немедленно в короленковском журнале «Русское богатство».
Блестящие отзывы Успенского и Короленко помогли Серафимовичу уже в 1902 году перебраться в Москву и войти в близкий Горькому круг — литературно-художественное общество «Среда». Его завсегдатаями были Леонид Андреев, Бунин, Вересаев, Скиталец, Телешов. Надо было вытащить счастливый билет, чтобы оказаться в их числе. По милому обычаю все участники общества носили прозвища. Серафимовичу досталось «Кудрино» — за ясно обозначившуюся лысину. Второй шуточной кличкой стал «Лысогор».
Насколько неуверенно поначалу чувствовал себя неофит среди этих литературных «монстров», свидетельствует собственный рассказ Серафимовича о его первой встрече с Горьким. Каждое слово повествования выдает глубинные провинциальные комплексы:
«Никак не подыму руку, чтобы нажать пуговку звонка. Запушенные снегом окна длинного одноэтажного дома по-зимнему и загадочно светились. Тут жил Леонид Андреев, писательская звезда которого и слава неожиданно вспыхнула, загорелась ярко и ослепительно. Я был с маленьким именем — журналист, писатель,— жил в глухих местах донской земли. Андреев — мы с ним были знакомы — письмом пригласил меня переехать в Москву работать в газете «Курьер», в которой он принимал ближайшее участие.
…В длинной столовой за громадным столом сидело человек восемьдесят, все знаменитости, и никому из них не было дела до меня, никто не повернул головы. В отдаленном конце стола поднялся широкоплечий, высокий, с длинными откинутыми назад волосами, с открытым, смело глядящим лицом. Раздвигая стулья и людей, он подошел ко мне, взял за руку, сжал так, что у меня пальцы склеились, с славной улыбкой тряхнул и коротко:
— Горький…
Это первое впечатление от Горького потянулось через жизнь».
С 1903 года Алексей Максимович привлек Серафимовича к сотрудничеству в своем издательстве «Знание», а рассказы Лысогора стали активно обсуждаться на «Средах». Чуть-чуть снисходительно, со скидкой на провинциальность, открытую тенденциозность и «плебейские темы», интеллигентская Москва приняла даровитого «степняка».
Найти подходящего редактора — и вполне можно бы тиснуть в какую-нибудь сегодняшнюю газету (хоть донскую, хоть столичную) «на злобу дня».
Палитра революционных событий 1905 года и первые факты открытого народного протеста находят отражение в рассказах «Мертвые на улицах», «Снег и кровь», «Среди ночи», «Погром», «На Пресне», «У обрыва». Проза Серафимовича вдруг обнаруживает тяготение к многозначным деталям, «взрывному» синтаксису и лозунгово-публицистической лапидарности.
Примерно в это же время — в 1908 году — он пишет блистательную повесть «Пески», удостоенную «высшим баллом» Льва Толстого. Ее героиня — юная девушка — продает себя богатому старику-мельнику и исступленно мечтает о смерти постылого мужа. Подпадая под власть денег, она уже не находит сил вырваться из трясины и теряет себя. Через несколько лет история повторяется. Пожилая мельничиха покупает любовь молодого батрака, который от ненависти убивает ее. Лев Николаевич поставил на полях книги «5 с плюсом» и добавил, что в повести есть «чеховская сила».
К 1912 году Александр Серафимович заканчивает свой роман «Город в степи». Картина «капитализма по-русски» приобретает эпический размах, социология, морализаторство и художественные находки попеременно отнимают друг у друга пальму первенства.
Через несколько лет роман будет весьма высоко оценен наркомом просвещения Анатолием Луначарским, человеком образованным и имеющим вкус к изящной словесности:
Это — роман, достойный Бальзака. Перед вами громадный организм города, возникшего около железной дороги и по-американски растущего — так, что меняется не только его облик, но и характер его жителей и их взаимоотношений. Процесс капиталистического набухания города, процесс расслоения его на классы показан на десятках людей, из которых каждый представляет собой замечательный тип. Роман чрезвычайно богат содержаниием. Его социологические выводы бьют далеко. Вместе с тем он читается с захватывающим вниманием. На каждой странице читатель найдет нечто поучительное и для нашего времени.
Да и правда — превращение бывшего трактирщика, ростовщика, бандита и сутенера Захарки Короедова в почтенного гражданина города, отца-благодетеля, крупного капиталиста-«цивилизатора», чуть ли не символ прогресса — куда как знакомо нам, дальним потомкам Серафимовича — даже тем, кому уже не пришлось изучать его произведения по школьной программе, небрежно выбросившей их якобы за «неактуальностью».
Во время Первой мировой войны Александр Серафимович пишет с театра военных действий фронтовые корреспонденции для «Русских ведомостей». В батальных очерках «Раненые», «На батарее», «Шрапнель» война предстает как колоссальное народное бедствие, развязанная империалистами бойня. Писатель безоглядно принимает и февральскую революцию, и октябрьский переворот. С первого дня Октября Серафимович начинает открыто сотрудничать с большевиками, чего не прощают ему высокоталантливые друзья-писатели из общества «Среда», отказывая в членстве.
Сам Серафимович весьма картинно поведал об этом инциденте, произошедшем вскоре после его назначения заведующим художественным отделом «Известий» Моссовета:
«Вдруг встает один художник и говорит: «Господа, прежде чем приступить и так далее, должен сделать заявление: среди нас находится лицо, которому не место здесь. Это лицо сотрудничает в газете Московского Совдепа. Я вынужден предложить этому лицу оставить собрание… и так далее». Юлий Бунин, помню, тогда председательствовал. Потом встает один из молодых писателей. «Я, говорит, горячо присоединяюсь к предложению. Что у нас может быть общего с большевиками, этими узурпаторами, не признающими свободы печати» Тут я подумал: «Пожалуй, выгонят, сукины дети!» Я и говорю: «Что же? Все присоединяются?» Все как в рот воды набрали. Я нервничал, конечно. Повернулся к выходу. Один писатель, тот, что говорил об «узурпаторах», протянул ноги. Я споткнулся, чуть не упал. После там, говорят, были восторги такие, что трудно описать. «Русские ведомости», захлебываясь, писали об этом».
Не устрашившись гнева вчерашних коллег, Серафимович продолжил сближение с «Совдепом». Чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, в 1918 году вступил в ВКП(б) и, как не без оснований шептали злопыхатели, стал агентом ЧК.
Его карьера «советского писателя» набирала обороты. Кроме «Известий», он «служил революции» в «Правде», в Наркомпросе, на посту редактора журнала «Октябрь» и в правлении РАППа. «На службе у революции» в 1924 году написал насквозь идейную повесть «Железный поток», по иронии судьбы превратившуюся в его визитную карточку, — об отступлении Таманской дивизии с Кубани, охваченной контрреволюционным восстанием.
Пафосом повести стало изображение чудесной метаморфозы, происходящей с толпой, угодившей в горнило революции. Охваченный разбродом и анархией людской рой по ходу действия превращается в сплоченную и организованную массу, в «железный поток». Прототип главного героя комиссара Кожуха — комкор Ковтюх — назвал книгу Серафимовича «настоящей правдой без прикрас».
Серафимович отдает себя, свой талант на службу революции, борьбе за торжество новой жизни, о которой он мечтал в своих произведениях дооктябрьского периода.
В годы Гражданской войны А. Серафимович много ездит по стране и создает яркие публицистические статьи и очерки, пишет рассказы. Почти все они опубликованы в газетах и пронизаны радостью победы революционной армии над белогвардейцами и интервентами.
Вы можете и сегодня познакомиться с этими небольшими произведениями, собранными в сборнике «Красный праздник».
В общем, в иерархической системе советской литературы Серафимовичу принадлежало очень высокое место. В 1934 году, после образования Союза советских писателей, ему выдали членский билет №2. Второй после Горького? Так, наверное, и было бы. До появления Шолохова.
А. Серафимович и Шолохов, несмотря на разницу в возрасте, стали друзьями, не раз встречались, написали друг о друге теплые статьи.
Вот как отзывался Шолохов о Серафимовиче:
«Я очень люблю старика. Это настоящий художник, большой человек, произведения которого нам так близки и знакомы. Серафимович принадлежит к тому поколению писателей, у которых мы, молодежь, учились. Лично я по-настоящему обязан Серафимовичу, ибо он первый поддержал меня в самом начале моей писательской деятельности, он первый сказал мне слово ободрения, слово признания.
Это, конечно, кладет свой отпечаток на наши отношения.
Никогда не забуду 1925 год, когда Серафимович, ознакомившись с первым сборником моих рассказов, не только написал к нему теплое предисловие, но и захотел повидаться со мною. Наша первая встреча состоялась в Первом доме Советов. Серафимович заверил меня, что я должен продолжать писать, учиться. Советовал работать серьезно над каждой вещью, не торопиться».
Несмотря на преклонный возраст писатель во время Великой Отечественной войны ездил по фронтам, написал ряд очерков о героизме наших людей. В 1943 году Серафимович побывал на Дону, о чем написал очерк «В родных местах».
Умер А.С. Серафимович в 1949 году в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Долгую, трудную и наполненную неразгаданными тайнами жизнь прожил Александр Серафимович. Он даже родился и умер в один день — 19 января, правда, с разницей в 86 лет. Его именем был назван город — бывшая станица Усть-Медведицкая, причем еще в 1933 году, когда писатель пребывал в полном здравии. Три года спустя рабочие судостроительного завода «Красный Дон» подарили ему персональную яхту из красного дерева, пионеры забрасывали его цветами, молодые литераторы становились в очередь за «уроками мастерства».
Ответственный: Сенаторова Н. А.
